Воздух зазвучал — как тысяча ногтей по засохшей глине. Варан, не глядя, перекатился. Огненная лента подожгла траву в том месте, где он только что лежал.
…Какое у нее тонкое запястье. Трудно поверить — у такой крепкой, крупной, привыкшей к тяжелой работе… такое тонкое запястье. Подарить бы ей не деревянную побрякушку, а серебряные браслеты с чеканкой…
Воздух опять наполнился скрежетом. Варан перекатился снова. На этот раз трава даже не вспыхнула — затлела, источая вонючий дым, и погасла.
— Выйди на балкон и понюхай, — пробормотал Варан. — А, у тебя нет балкона… Кому ты служишь? Скорее всего, никому… Зря. Магов очень ценят на службе у Императора… Иногда их убивают, но не потому, что они маги, а по другим причинам, о которых мы сейчас не будем говорить… Выгляни в окошко и понюхай… а то ведь мне надоест играть со смертью. Невелика честь — позволить себя убить… Живешь в развалинах. Да знаешь ли ты, в какой роскоши купаются маги на побережье? Одна летающая повозка — без упряжки — стоит десяти таких «замков»… Выходи. Мне есть что сказать тебе. Выходи…
Ничего не происходило. Варан сел.
Развалины казались необитаемыми. В темных окнах уцелевшей башни не было ни огня, ни движения.
…Итак, серебряные браслеты с чеканкой. Когда-то я уже дарил одной женщине украшение, и ничем хорошим это не кончилось. Ну что — я иду?
Он поднялся, с запоздалым омерзением отряхивая штаны. И, размашисто шагая, двинулся вниз по холму — к замку.
— Еще один шаг, и ты мертвец.
Она стояла в стрельчатом дверном проеме, сложив ладони лодочкой. Варан остановился.
Возраст ее не поддавался определению. Длинные спутанные волосы наполовину закрывали лицо. Надорванный подол темного платья лежал на давно не метенном каменном полу.
— Я не могу ни убить тебя, ни ранить, — сказал Варан. — Чего ты боишься?
— Грязь не может ни убить, ни ранить, — краешек ее рта дернулся. — Я хочу быть чистоплотной, вот и все.
Подшей тогда край юбки и вымой пол, подумал Варан. Единственный глаз колдуньи, видимый за пеленой волос, злобно сузился; у тебя хороший нюх, подумал Варан. Успокойся, ты хорошая волшебница. Очень хорошая, очень умная, чистоплотная и твердая характером. Я тобой восхищаюсь.
Она смотрела на него непонимающе.
— Все хорошо, — сказал Варан вслух. — Я шел поговорить с хозяином этого замка. Хозяин оказался хозяйкой. Так даже лучше. Я рад.
Она по-прежнему не разнимала ладоней.
— Я путник, — продолжал Варан. — Хожу по миру… ищу одного человека. Пришел за советом. Может быть, ты знаешь, где его искать?
Она молчала.
— Я не прошу у тебя ночлега, — Варан позволил себе улыбнуться уголками губ. — Я не стану злоупотреблять твоим гостеприимством… Скажи…
Он вдруг запнулся. Колдунья отреагировала на его запинку мгновенно — напряглась, подалась вперед, чуть приподняв сомкнутые руки.
— Скажи… — Варан не знал, что говорить. Секунду назад он готовился спросить о том, кого искал, но теперь потерял свой вопрос, потому что понял: черноволосой женщине за холмами недолго осталось греться у нового очага. Та, что стоит сейчас перед ним, обязательно пошлет на запад новые «ожерелья», и счастье, если потери семьи ограничатся только полем и домом. Его печка останется стоять среди развалин, среди мертвой мягкой земли, и липкие мошки станут кружиться над цветами…
— Послушай, — он заставил себя улыбнуться шире. — Может, ты перестанешь мне угрожать? Я боюсь тебя. Не надо пугать меня еще больше…
— Ты врешь, — сказала колдунья. — Ты не боишься и вполовину против того, как должен бояться.
— Нет, я боюсь, — сказал Варан, глядя на ее руки, и вправду почувствовал страх. — Я клянусь тебе, что не сделаю и шагу…
Она смотрела на него, будто пытаясь прочитать надпись у него на лбу.
— Ты что, можешь бояться меньше и больше — по желанию?
— Я все расскажу тебе, если ты позволишь, — терпеливо кивнул Варан. — Я пришел издалека. С побережья.
— Ты врешь, — она нахмурилась.
— Тебе ли не знать, что не вру! Я родился на островах… Она разглядывала его — теперь почти с ужасом.
— Ты не врешь, — пробормотала, и в голосе ее Варану почудилось благоговение. — Ты не врешь…
Она разомкнула ладони. Руки упали вдоль тела; ей понадобилось усилие, чтобы снова ими овладеть. Она поправила волосы, и Варан наконец-то разглядел ее лицо — острое, сухощавое, с глубоко запавшими глазами.
— Ты хочешь сказать, что я некрасива? Говори. Твои слова и твои мысли не имеют значения, — голос ее звучал теперь устало. — Ну, выкладывай, я и без того потратила на тебя слишком много времени… Зачем ты пришел?
— Ты не попросишь меня сесть?
Она смерила его взглядом:
— Ты ведь не маг… Откуда в тебе эта… наглость?
— Я винтовой. И в детстве и в юности был винтовым. Знаешь, что это такое?
Она молчала.
— Ну, — подсказал Варан, — люди на таких смешных конструкциях… которые не могут летать, но все равно почему-то летают. В межсезонье, когда вода опускается…
— Ты не врешь, — сказала она с подозрением. — Ты знаешь, что я чую неправду…
— Моя госпожа, я стараюсь не врать никому. Так проще.
Она разглядывала его. Варан смотрел ей в глаза.
— Там, — она показала на запад, Варану за спину, — действительно есть море?
— Море там, — он махнул левой рукой, указывая на северо-восток. И добавил: — Я думал, ты тоже с побережья.
— Я?
Лицо ее исказилось, Варан подумал, что совершил-таки ошибку и сейчас расплатится за это жизнью. Но колдунья не стала плеваться пламенем; она повела плечами, будто от холода, снова поправила волосы и отступила в глубь стрельчатого проема: