— Кто это? Узнаешь? — начальственно обратился первый стражник к перепуганному мужичку.
— Худо мне, — пролепетал староста. Опустился на четвереньки, и его вырвало на траву.
Крылама равнодушно наблюдала за происходящим — глаза ее были, как тарелки. Варан лихорадочно пытался вспомнить имя старосты. Если бы он запомнил его, если бы обратился сейчас естественно, по-дружески, может быть…
— Что же вы, господа хорошие, так человека укатали? — спросил он с укоризной. — Худо ему, вы же видите. Ему домой надо. А вы его…
Первый стражник шагнул вперед, сгреб Варана за воротник куртки:
— Ты, дед, поговори мне… — и обернулся к напарнику: — Спроси этого… знает он старика или нет? Кто таков? Местный?
Второй стражник раздраженно воткнул трость в землю — приказ крыламе оставаться на месте. Повернулся к старосте:
— Ну, ты… Посмотри на деда, сопля!
Староста поднял бледное перекошенное лицо. Взгляд его встретился со взглядом Варана. Долю секунды казалось, что староста, желая отомстить своим мучителям, примет сторону незнакомца; потом губы, перепачканные блевотиной, шевельнулись, и Варан увидел, как они беззвучно произносят: «Бродя…»
Все еще растерянно улыбаясь, он сильно ударил стражника по ноге. Тот на секунду потерял равновесие — Варан стряхнул его с себя и кинулся к крыламе.
Они могли предположить все, что угодно — что он станет драться, что он попытается убежать, но его желание угнать государственную птицу лежало далеко за гранью их ожиданий. Варан выдернул трость из земли и вцепился в веревочную лестницу. Его схватили за ногу, он лягнул кого-то, освобождаясь, в три рывка добрался до седла; команда крыламе «вверх» во все времена была одинаковой и в столице, и на островах, и в отдаленнейших провинциях. Государственная птица взлетела.
Ударил ветер. Земля провалилась вниз. Крылама завалилась на бок, раздраженно захлопала крыльями, Варан посмотрел вниз и увидел стражника, болтающегося на конце веревочной лестницы, висящего высоко над землей, но упорно карабкающегося вверх, на спину птицы, к Варану…
— Шуу! — закричал Варан.
Внизу проносились дороги, поля, перелески. У Варана перехватило дыхание: он никогда не был хорошим наездником, да к тому же не поднимался в воздух вот уже много лет…
— Вниз! — закричал он, забыв о трости. Крылама не слушала; пока Варан вспомнил команду «вниз», под ними промелькнули крыши селения, улицы, полные любопытных, окраина, речка, снова поля…
Стражник поднимался все выше. Его мотало, как тяжелую грушу на ниточке, но он преисполнен был решимости добраться до самозваного всадника. Варан в глубине души его понимал: чем возвращаться к начальству с отчетом о потере птицы, лучше упасть с высоты и сломать себе шею…
— Погоди! — закричал ему Варан. — Сейчас снизимся!
Птица резко взяла вниз, внутренности Варана прыгнули к горлу. Он попытался каблуком дотянуться до рук стражника, вцепившихся в лестницу, но стражник извернулся и схватил Варана за щиколотку. Резко дернул; крылама потеряла равновесие и злобно закричала. Варан, держась за седло, пытался высвободиться, а стражник тянул и тянул, казалось, он всем весом повис не на лестнице, а на Варановой ноге. Крылама кричала не переставая: ей хотелось сбросить обоих и наконец-то обрести покой.
Земля неслась совсем близко. Варан, с трудом удерживаясь в седле, дал команду «вверх», в это время стражник опять рванул его ногу, и Варан выронил трость. Оба на секунду замерли, провожая трость глазами. Она упала посреди мельничного пруда…
Крылама окончательно потеряла управление и завертелась, пытаясь избавиться от обезумевших седоков. Стражник перестал дергать ногу Варана, а вместо этого полез в седло за его спиной; Варан попытался столкнуть его, но стражник снова вывернулся и схватил Варана за горло.
Мелькали, меняясь местами, небо и земля.
Кричала крылама.
Стало темно, потом Варан обнаружил себя висящим на лестнице, как до того стражник. Ветер нес его, приподнимал, ему казалось, что он умеет летать самостоятельно. Мгновенно вспомнилось: винт… Влажная туча… Облака до горизонта… Падение… Полет…
Подорожник, летящий сквозь тучи. «Ты врал мне — ты умеешь летать…»
Его полоснули по рукам чем-то острым — кажется, ножом.
Крылама отделилась от Варана и ушла в собственный полет. Варан видел, как она отлетает все дальше, поднимается все выше; ветер пытался нести его, но все время ронял. Варан падал без надежды развернуть над головой винт, без какой-либо надежды…
Он упал в воду.
Река не бывает такой прозрачной. Ил, тина, глинистая муть — вода в тех реках, где Варану доводилось нырять, была желтовато-коричневая, как мед, и замечательно пахла свежестью, травой и листьями, пресной водой. А эта вода ничем не пахла, зато была прозрачная, как в море. Варан видел дно, выложенное рябыми камушками. Видел стайки рыб — серых, когда они проплывали внизу, и серебристо-белых у поверхности. Падая, Варан потерял сознание, но вода с детских лет была добра к нему. Вода хотела, чтобы он жил.
Он позволил воде нести себя. Видел чистое дно с осколками глиняной посуды, с потерянными грузилами и крючками, с ямами и корягами, в которых запутались чьи-то сети. Порезы на его руках кровоточили, будто дымились мутными облачками, но в этой реке было так много чистой прозрачной воды, что даже вся Варанова кровь не смогла бы замутить ее.
Кажется, прошел почти час, прежде чем он понял, что задыхается. Вода лезла в рот и ноздри, забивала грудь, ею невозможно было дышать. Он рвался на поверхность, но поверхность отдалялась с каждым гребком. Тогда он закашлялся и проснулся.